Физиколирика (2006)

ЧТО-НИБУДЬ ХОРОШЕЕ

 

В мой домик, сложенный из книг,
с такими скучными окошками,
прошу, всего лишь позвони –
скажи мне что-нибудь хорошее.

Бессмысленные вьются дни
в какой-то черновик взъерошенный.
Хотя бы просто позвони –
скажи хоть что-нибудь хорошее.

Раскроет солнце парашют
во время спуска осторожного.
Я в этот миг тебя прошу –
скажи мне что-нибудь хорошее.

Когда в хрусталь и полумрак
ночное небо огорошено
так хочется чего-то… так
чего-то хочется хорошего.

Так хочется узнать тебя
по первому сигналу зуммера,
навек и сразу потеряв
позорное благоразумие.

Так хочется в страницах стен
устроить приступ психопатии,
чтоб в этой серой пустоте
по всем углам залистопадило.

Чтоб будущее ожило
и вихрем закружилось прошлое,
ведь в настоящем ничего –
не вижу ничего хорошего.

Мой облик дик, я сердцем пуст,
но ты не обращай… прошу тебя.
Я налегке иду на спуск
без снаряженья парашютного.

Но с голосом твоим в руках
повис на телефонной линии
на тонкой ниточке звонка,
пока удерживаешь ты меня.

Давай построим телемост,
пешком по крышам перекошенным
пойдём гулять до самых звёзд
и встретим что-нибудь хорошее.

 

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

 

две жизни свожу вперемешку с фрагментами улиц
в одну – непосредственно жизнь без малейшего шарма
шатаясь бреду по обочине чёткого шрама
упрямо читая на память стихи Мандельштама:

«…я ещё не хочу умирать…» – по слогам вместо пульса

рюкзак со стихами – такая никчёмная ноша
практичнее – кипу бумаги носить в виде денег –
тогда и «я вас» – и пожалуй «ещё» – и конечно «быть может»
а так – только «но» – будто нож меня надвое делит

уж лучше delete – это в квинту к нажатому shift“у –
без слуха на ощупь узнаю из сотни созвучий
сведу до нуля вероятность фатальных ошибок
простой комбинацией клавиш на экстренный случай

две жизни в одной – всё равно что быть сытым по горло
сотри меня Господи – заново отформатируй
я знаю – пред тем как взрывается залпом мортиры –
под шрамом пульсирует тихим тревожным мотивом

Мандельштама всё тот же мотив – «Я вернулся в мой город…»

 

АПОДАФИЧЕСКИЙ КРИЗ

 

…только слышу вдали заклинанья сибиллы
и неловко ловлю мимолётность попутки
и моей удивлённой души незабудки
превращаются в псилоцибины
и москва назначает какие-то пьянки
и блуждает по телу оттенками яшмы
а меня поглощает депрессия янки
и поэзия яшки
и друзья будто призраки алкоголизма
календарь заправляют в маёвские святцы
мне с трудом узнаются знакомые лица
и всё время стихи бестолковые снятся
а наутро фрагменты кривых фотографий
загоняю в глаза чтоб скорее проснуться
и глотая смертельную дозу паскудства
посылаю всё нахер
но нельзя
снова пьянка как явка с повинной
и бессонная ночь точит меч немезиды
воздух колющий холодом лидокаина
вызывает недолгую анестезию
до утра через силу – мадера – гитара
незнакомка в тумане – гетера – гитана
дальше память плывёт пароходиком утлым
захлебнувшись внезапно нахлынувшим утром
и опять цифровых фотографий иконы
и лирический трепет сквозь приступ икоты
и послать бы к чертям – но насколько противно
ежедневно кормить себя паллиативом
ежедневно повсюду искать компромиссы
между внутренним миром и формой оплаты
на воде вдохновенно рисуя плакаты
безо всякого смысла
я устал
от иллюзий и псевдо-поэзий
от протянутых рук со следами от лезвий
от портретов своих фантастических лесбий
и от книг поучительных но бесполезных
и не вывезет линии жизни кривая
я стираю последнюю из фотографий
до утра в полушаге кончается трафик
обрывая…

 

ОЧИРК

 

дирол с ксилитом бодрит
девочка становится маленькою и злою:
уходи
уходи – говорит –
не стой под стрелою

ты на грабли готов – говорит –
наступать ежечасно
головою ломая преграды
иногда надо чаще встречаться
зачем – говорит – надо?

какая разница – где
какая разница – с кем
водка с утра или вечером кофе с оладьями
повторять в беспричинной тоске:
мы в ответе за тех с кем как будто поладили

эта девочка прыгает с крыш
аккуратно
чтоб не сразу разбиться
ты о чём – говорю – говоришь?
как говорится

уходи – говоришь? всё – говоришь?
прощай – говоришь?
верю
я захлопну тебя – говоришь –
дверью

так ли я понял тебя?
хочешь не знать меня больше?
значит уйду:
из октябрят –
в бомжи

вот тебе цирк жопито
вот тебе всепрощение и понимание
мне не поможет никто
это болезнь – графомания

трупная свежесть бодрит
девочка прыгает с крыши
уходи
уходи – говорит –
я тебя ненавижу

 

* * *

С тех пор, как Марс стал просто шоколадкой…

С тех пор, как Марс стал просто шоколадкой,
а есть ли жизнь – уже и на Земле
наверняка не скажешь без оглядки
на курс реформ от дома до палатки
с табличкой на двери: «Ушла на <овощную базу>,
замкнуло сеть, растаял крем-брюле»,
так вот с тех пор – кругом одни загадки –
куда там сфинкса свинские повадки! –
когда уедет крыша на девятке,
приедет – так уже на шевроле.
Вот и сиди с раздумьем на челе,
в печали об утраченном бабле,
мечтая о надёжном ремесле,
когда б ты сам был на манер свинчатки,
чтоб взятки гладки, да остатки сладки,
да на столе – чинзано в хрустале.
А то живёшь в хроническом упадке,
в режиме угрожающей нехватки
тепла, светла и денег в том числе;
сменяв свои зарплатки на заплатки,
смолишь пегас на лестничной площадке,
тоскуя о раздельном санузле.
И впрямь не скажешь, всё ли тут в порядке,
поскольку и с погодой неполадки,
гидрометцентр бьётся в лихорадке,
предвозвещая лето в феврале,
стоит температура на нуле,
и от Калининграда до Камчатки
идут радиоактивные осадки,
но до сих пор дымят лесопосадки
в неугасимой торфяной золе.
«Грядёт армагеддон!» – орут в припадке
сибиллы то ли, то ли психопатки,
чего-то там шаманя у лампадки
с недобрым огоньком на фитиле,
и будто бы действительно, во мгле
шагая как-то спутано и шатко,
как жирный боров на соседской грядке,
армагеддон грядёт навеселе.
Идёт-грядёт опухшей шоколадкой,
убрав свой толстый-толстый под облатку
и приобняв субтильную прокладку,
идёт-гудёт как бунт на корабле.
Сторчались на останкинской игле
и ждут прихода ходики в кремле,
ход времени пуская через ватку,
да только вмазать некуда – украдкой
ушла Неглинка глубоко в брусчатку,
и вот теперь – уже и на Земле…

 

* * *

Клубится пепельный туман…

Клубится пепельный туман,
петляя в сумерках как турман.
Поэты все сидят по тюрьмам.
Мой дом такая же тюрьма.
Внутри холодный полумрак.
Снаружи мерзкая погода.
Всё будет так – и нет исхода.
И год от года будет так.
Зажжёт за окнами шоссе
конфорки фонарей на чёрном.
Поставлю запись Башлачёва
из старых видеокассет.
Терпеть погоду и туман,
терпеть себя, пространство, время –
огромный выбор: чай с вареньем,
коньяк, реланиум, трамал…

 

* * *

приходи…

приходи – эти стены не спорят с моими друзьями
захламлённой квартире её неуюта не жаль
в этом пыльном пространстве и сам я уже не хозяин
приходи – оставайся – я тоже не буду мешать

коль плутая по городу как по мирам параллельным
больше некуда деться – окликни монеткой в стекло
приходи – и с хорошим вином и с дешёвым портвейном
с целой кипой ещё никому не прочтённых стихов

приходи – заходи просто так без звонка без предлога
я на собственной кухне так редко бываю один
и так часто мне с ними бессмысленно и одиноко
выражение глаз я скрываю улыбкой и жду – приходи

 

* * *

гудел прокуренный бедлам…

гудел прокуренный бедлам
литературного салона
ютились музы по углам
горела сцена как солома

с бокалом красного вина
подсела девушка скучая
была принцессою она –
я собеседником случайным

не всё ль едино – с кем начать
когда ей нужно было просто
для увлечения на час
коллекционное знакомство

плести бессвязный разговор
давясь желанием напиться
а то что не похож на принца –
как говорится – что с того

свои полцарства расплескав
она упархивала к стойке
её несло на каблуках
как манекенщицу на стройке

смакуя мерзостный абсент
тигрицей двигалась на сцене
изображая на лице
готовность переспать со всеми

в восторге млел какой-то кекс
и раздевал её глазами
слывущий мэтром в этом зале
за две брошюры в 1000 экз.

и вот он изощрённый шик
литературного салона –
игрушечный стриптиз души
для безутешных селадонов

и суть – конечно не в стихах
а в соразмерности котурнов
её несло на каблуках
насквозь кругов литературных

её над публикой несло
над скалозубою ордою
открывших этот крематорий
для их мертворождённых слов

принцесса подошла ко мне
с трофеем брошенных оваций
картины не было смешней
как и причины оставаться

на полуслове оборвав
мы покидали эти стены
в пустыне метрополитена
ловя последний караван

 

* * *

Она не спит…

Она не спит. Проклятая бессонница
всё не даёт покоя. Фонари
горят в окне упрямо и бессовестно.
И беспрестанно хочется курить.
Ещё одна… и, кажется, – последняя…
Уже давно пора сойти с ума.
Проклятая бессонница преследует
её с тех пор, как кончилась зима
и наступила новая… Стихи свои
из памяти стираются совсем.
Но решетят сознание как выстрелы
любимые ИБ, МЦ, ОМ.
Она не спит. И больше не пытается
придти в себя. Сойти бы поскорей…
торопится дошедшая до крайности
принцесса отгоревших фонарей.

 

* * *

(шутка)

Не телефонный это разговор…

Не телефонный это разговор.
Я знаю – мне об этом больше не с кем.
Они погрязли все до одного.
Ты говоришь, что с ними мне не место.
С чего бы ты взяла что я другой,
что четверо мы говорим о разном,
когда, нажравшись, шляемся гурьбой
в сознании слегка свинообразном?
Ну да – им не известен Пастернак.
И многого мне говорить нельзя им.
Но мы ведь водку жрём не просто так –
а всё-таки являемся друзьями.
И я всю жизнь – то в стол – то за столом –
то под столом – и всё не худший выбор.
Не телефонный это разговор.
Ты не права.
Но всё равно спасибо.

 

* * *

в своём существовании ублюдском…

в своём существовании ублюдском
смешав потоки мата и соплей
я променял мою звезду полей
на тусклую уродливую люстру
на зассанный скворечник под окном
что для продажи транспортных билетов
и на само окно – в котором это
скрывается за пыльным полотном
глотаю быстрорастворённый кофе
пишу на непотребном языке
и занят крюк – пока на потолке
горит звезда моих агорафобий

 

СУИЦИД ПО-ЭСТОНСКИ

самоубийство – медленный процесс.
яшка казанова

Самоубийство – ме-е-е-е-дленный процесс.
На пол-дороги сами позабросите.
Вот так в петлю один чудак полез:
Покуда лез – проголодался до смерти.

 

ТРЕНОЖНИК

Я давно полюбил нищету,
Одиночество, бедный художник.
Чтобы кофе сварить на спирту,
Я купил себе легкий треножник.
Осип Мандельштам

И с тех пор он в прихожей стоит,
Отвернувши стреноженный профиль:
Если есть у художника спирт –
Нахрен сдался ему этот кофе?

 

РОМАНТИЧЕСКИЙ УЖИН С ПОЭТОМ

Придёшь – за окнами кисель,
Не расхлебать столовой ложкой.
Лев Болдов

Придёшь – за окнами портвейн
Наружу вывешен в авоське.
Бутылок семь, а может восемь!
Хотя хватило бы и две.
Одна тебе, вторая мне.
И на двоих – простая вилка.
Пленяет ароматом килька,
И в турке варится пельмень!
Мы будем так с тобой близки,
Зубами скрыпнув с аппетитом,
Ведь с романтическим пиитом
Портвейн – что в поле васильки!
Пожухли все… А было семь…
Да нам бы восемь было мало!
Достану фигу из кармана:
Возьми, родная, на десерт.

 

ЧЕТЫРЕ СОНЕТА С ОПРЕДЕЛЁННОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

1

Мело-мело. Словесная игра
легко входила в голову – как штопор,
открывший пару сотен Сапера-
ви. Музыка, разлитая по штофам,
стояла и как мир была стара.
Официантки, вопрошая «что вам?»,
как солнечные зайчики по шторам
скользили по поверхности ковра.
Не то, что захолустная дыра –
без фонаря дотопал я пешком бы
от катакомбы ближнего метра.
Но и не блажь. А тут с такою школой…
Как будто в заурядной пирожковой
могли бы обойтись без штопора!

2

Мело-мело. Свободный микрофон
пьянил своей сомнительной свободой.
А звукорежиссёр смотрел с обидой,
как стойку гнул очередной профан
и лексикон лепил как парафин,
запарив нескончаемой ламбадой
подвыпившую публику. С победой
не вышел бы хвалёный нурофен –
такой был мощный катарсис повсюду.
Официантки падали посуду.
И долго догромыхивал тайфун
ещё в колонке старой и убитой.
А звукорежиссёр смотрел с обидой,
как стойку гнул очередной профан…

3

Мело-мело. Закончилось Мерло,
и, так сказать, пришёл поручик Ржевский
и обозначил неприличным жестом
регламент весом в несколько кило.
А было так тепло, светло, бухло…
Очнулись всем литературным местом.
На ум взбрело – регламенту в отместку
вселенское устроить западло,
сиречь, Всея Поэзии назло,
без божества, бухла и вдохновенья
остановить прекрасное мгновенье.
И даже те, чей разум – ремесло,
на микрофон смотрели с подозреньем,
как сто коров на новое седло.

4

Стандартная словесная игра
в начищенных мозгах скребла как шомпол.
Рёв микрофона перешёл на шёпот
уж не пойми, которого по счёту
очередного гения пера.
Так постепенно кончилась лит-ра,
поскольку без пол-литра – это что-то.
На улице мело как из ведра.
Из бурного сугроба чья-то Шкода
под радостные возгласы «ура!»
вылавливалась с помощью багра.
Осталось сконцентрироваться, чтобы
через ларьки ограды и сугробы
дошкандыбать до ближнего метра.

 

* * *

в вечернем шёпоте столицы…

М.Б.

в вечернем шёпоте столицы
в гремучем поезде метро
на станции остановиться
тебе рассказывая про –
не важно что – а лучше ты мне –
как мы валяли дурака
и под гитару пели в дымной
курилке нашего ДК
ты говори – я буду слушать
тебе всё ясно и самой
мне нечего придумать лучше
чем проводить тебя домой
на улице железный холод
но твой подъезд недалеко
и ты единственный психолог
из нашей разношёрстной Ко
а мне действительно паршиво
и разговор сегодня наш
необходим – берём по пиву
взбираемся на твой этаж
ты говори – немного позже
я всё пойму и восприму
быть клоуном с убитой рожей
невыносимо самому
искать нелепых оправданий
чтоб продолжать свою хандру
вбивать в коробку с проводами –
в собаку/яндекс/точку/ру
стихи на твой почтовый ящик –
враньё как минимум на треть
покуда ищущий обрящет –
уже успеет расхотеть
да ты не слушай – ерунда всё
ведь тайны не было со мной
теперь и вовсе не удастся
тебе всё ясно и самой
я никудышный конспиратор
и обречён – как ни пиши –
висеть забытым копирайтом
на форуме твоей души

 

* * *

с этажа листая внизу пейзаж…

М.Б.

с этажа листая внизу пейзаж
совершая мысленный сход-развал
я себя по строчке тебе раздал
как и ты кому-то себя раздашь

рассыпались точками огоньки
пролетали мимо – тире – тире
я себя до строчки раздал тебе
о тебе не вычеркнув ни строки

наливаясь крепостью коньяка
я сражался с нею и шёл на штурм
как безумный каменщик-штукатур
поджигал брандмауэр языка

но остатки армии растеряв
поцелуй растерянно растерев
я проснулся в поезде без тебя
пролетали мимо – тире – тире

 

НЕ ТЕЛЕФОННЫЙ МОНОЛОГ

…так и сказал бы: «Нечего, мол, жалеть.
Дребезги, дрязги, депрессняки, простуды…
Всё относительно. Знаешь, и флажолет
может порвать некогда крепкие струны.
Нервы, конечно, – нервы порвать, хотя
это ведь тоже не лучшая из метафор.
Жопу порвать, башляя на свой ништяк,
можно. А можно взять и послать всё нахуй.
Что, в общем, и сделал. Горжусь собой.
Ссусь кипятком, вирши свои читая.
Дома сижу. Даже в ларёк слабо
выйти за пивом – настолько погода чудная.
Вот и сижу, заблудившийся капитан.
Крысы – на берег, и саботаж на судне.
Просто сижу и думаю – как ты там?
И сочиняю – чем далее, тем абсурдней.
Знаешь, я думал, что это пройдёт. Не столь
быстро, конечно, но и не надо быстро.
Просто твержу себе: возле окна не стой–
чтобы не стать соучастником санта-убийства.
Окна вмещают толпы санта-убийц.
Вкрадчиво, вкрадчиво шепчут: шагни, шагни же
сразу из всех реестров, счетов, таблиц,
главное – из записных/телефонных книжек.
Ну а когда накатит ещё волна
безапелляционным memen­to mori –
вспомню о смерти, стоя возле окна,
думая – как ты? и глядя в открытое море…
В море асфальта. Слушаю странный шум,
издалека похожий на шум прибоя.
Знаешь, мне просто хотелось побыть с тобою…»
…так и сказал бы. Но не сказал. Не скажу.

 

С ЗАДНЕЙ МЫСЛЬЮ

– Я знаю всё, – она сказала.
– Тебе видней, – ответил я. –
Ну, ладно, милая. До завтра.
(а вот не знаешь нихуя)

 

* * *

не убитый – не пьяный – не гордый…

не убитый – не пьяный – не гордый
выхожу из подъездных дверей
зачерпнув атмосферы прогорклой
в незнакомом/знакомом дворе

словно не было этих безумий
на волне откровения с ней
и улыбок её белозубых –
дескать сам разобраться сумей

я не смог бы во всём разобраться
а тем более – сразу во всём
спотыкаюсь на третьем абзаце
и бросаю уже на восьмом

не дойдя до концовки романа
обрываю бездарный сюжет
и признаний бегу постоянно
впрочем это неважно уже

 

* * *

так ли себе представлял я себя же…

Неужели вон тот – это я?
Владислав Ходасевич

так ли себе представлял я себя же? –
на остановке – как пухом лебяжьим –
душной пургой занесён
в берцах и в бомбере – ждущий трамвая
пьющий неделю не переставая
хер положивший на всё

вот настоящее – в прошлом один лишь
мрак – только памяти шторы раздвинешь –
искоркой прыгнет из рук
самый ручной – самый солнечный зайчик –
он до сих пор для тебя что-то значит
помнишь такую игру? –

ради пустячной забавы и блажи
в детстве себе представляешь себя же
лет на пятнадцать вперёд
крохотным зеркальцем зайчиков ловишь –
чтоб через годы разбить оттого лишь
что ни на йоту не врёт

и завсегдатай вокзальной столовки
намертво вмёрзший в асфальт остановки
в берцах и с рожей хмельной
рад что с утра отнимается память
дабы до вечера мозги не парить
всякой хернёй

 

* * *

Череда одинаковых дней…

Череда одинаковых дней
Бесконечна, как очередь в булочной.

В этой жизни заказано мне
Выбирать между светлым и будущим.

Наловчился порядок блюсти
Рассудительной субординации:

Инженер с девяти до шести –
Стихоплёт с десяти до двенадцати.

 

* * *

Пол-окна закатом окатив…

Проступают сумерки в квартире.
Пролистав последние четыре,
Собираю странный тетраптих.

Каждый стих как будто о своём,
Но другим как будто равноценен –
Тот же самый ракурс под прицелом
Рамы сквозь оконный окоём.

 

* * *

Не приставай с расспросами – чего…

Не приставай с расспросами – чего
так долго не звоню, куда пропал?
Пять столбиков за месяц накропал,
а ведь бывало – вовсе ничего.

А ты уж сразу – «долго не звоню».
Пять столбиков мои, представь себе,
не то, что о тебе – не о тебе,
скорее, позвоню – не позвоню.

Представь себе вселенскую тоску,
с которой инженер НИИТП,
пройдя АСКП и КПП,
терзает изнурённую строку.

Представила? – сиди и представляй.
Пять столбиков не терпят суеты.
Я позвоню когда-нибудь, но ты
с расспросами ко мне не приставай.

 

* * *

Как светлячки рассыпанных столиц…

Как светлячки рассыпанных столиц,
Мы никогда не встретимся на карте.
У нас ночное небо на штандарте
Несуществующей страны страниц.

Там нет границ, не виден горизонт,
Не волокутся трассы монотонно.
Лишь ровное пространство монитора
Изъезжено прокрутки колесом.

Рычание и раздражённый лай
Из конуры охрипшего дайлапа.
Дай лапу, – говорю ему, – дай лапу.
На счастье, на свидание онлайн…

Ни взгляда, ни касания руки.
Скрываем за день выцветшие лица.
А в небе рассыпаются столицы,
Как брошенные в пропасть светлячки.

 

requiem for a dream

 

…волнорез от витрины отчалит
по течению радиоволн
волноводы похожи на чаек
расположенных вниз под углом…

наблюдал как одной амплитуды
когерентно восходят валы
типовой персонаж творч. этюда –
укротитель короткой волны

лир. герой – не герой абсолютно –
сочинявший стихи по ночам
он потом на причале безлюдном
волноводы свои проторчал

он потом заблудился забылся
завернул незнакомым двором
на работу забил и забился
с неким типом под ником х_а_р_о_н

чтоб за децл условных сестерций
до утра подогнал волнорез –
для доставки легальное средство
нелегальных лекарственных средств

и стихи стали много и сразу
и погода – не верится что
повело амплитуды и фазы
крики чаек и радиошторм

но ей-богу смешна передряга
типа requiem for a dream -
в синих сумерках светится драга
окуляром подзорных витрин

и х_а_р_о_н за базар отвечает
что обратно часа через пол
волнорез от витрины отчалит
по течению радиоволн…

 

* * *

Покуда новый день приносит новый стих…

Покуда новый день приносит новый стих,
И повседневный быт покуда не проглотит,
Могу я просидеть в углу от сих до сих
На самой, что ни есть, бессмысленной работе.

Куда б ни завела петлистая тропа,
Чего бы в семь утра ни стоило подняться,
Не столько буду рад наличию компа,
Но сколько на компе наличию пасьянса.

И день за днём, и день за днём, и день за днём,
Как то со стороны покажется кому-то –
Отнюдь не для того работает компьютер,
Работал чтобы я, работая на нём.

 

* * *

Незаметно проходит холодный апрель…

Незаметно проходит холодный апрель,
Но уже по привычке не веришь теплу.
Распрощайся с хайрами да рожу побрей, –
Говорю, разжигая на кухне плиту.

Наблюдая за тем, как яичный желток
По тефлону плывёт, закурю натощак.
И всему подведя очевидный итог,
Понимаю, что было бы лучше не так…

Надо ждать, – говорю, – и меняться скорей,
Гардеробным теплом запастись к октябрю.
В прошлый год был такой же холодный апрель –
И к чему он в итоге привёл? – говорю.

Может, сам не заметишь, как это пройдёт.
Если ты до сих пор ничего не решил,
Напиши ей письмо, пару строк напиши…
Да сотри – слишком пафосный кровоподтёк.

 

* * *

Себя изменить не сумею…

Себя изменить не сумею,
Не брошу упрямство своё.
Я мог бы, наверное, с нею,
Когда бы не мог без неё.

Но столько всего кувыркалось
В моём беспокойном мозгу,
Пока полуночный Икарус
Карданом стучал на мосту.

Зачем-то хотелось вернуться.
Но лучше вперёд – по газам!
Откуда такие берутся,
Читающие по глазам?

Всей правды поведать не смея,
Ни разу ещё не солгал.
Я мог бы, наверное, с нею.
Она бы со мной не смогла.

 

БОЛЬШОЕ ПИСЬМО ИЗ ЯЩИКА

 

Вот и опять в жанре письма с приветом
морщу лицо и напрягаю память,
делая вид, что не всегда при этом
вижу резон каждое слово править.
Время ползёт… – дальше и так понятно.
Скука, скажу, смертная – да и только.
Правда, подобие некоторого порядка
правдоподобно даже – а хули толку.

Ты извини за резкость, не мог иначе
это сказать – как-то само сорвалось.
Некто готов день изо дня ишачить
лишь бы начальство в офисе не совалось.
Я вот поладил с правительством и с начальством.
Как бы теперь поладить с самим собою?
Это бывает. Только, увы, не часто.
И проходит, как правило, вместе с запоем.

Я не о том, дескать, работы много,
дескать, сижу от рассвета и до заката,
жизнь вот могу – а восемь часов не мог бы,
невелика зарплата… Да что зарплата!
Раньше я думал – надо побольше денег.
Нынче я думаю – надо поменьше думать.
Глядя на то, как некто, куда ж их денет? –
Хули тут думать? Можно, к примеру, дунуть.

Можно купить квартиру/машину/дачу/
тёлку/компьютер/шмотки/кальян/мобилу/
тёлку(ещё одну)/пива/гвоздик(на сдачу)…
Выбиться в люди прежде, чем лечь в могилу.
Сделать себе карьеру в крутой конторе
от мерчендайзера до супервайзера, чтобы
осуществлять контроль за контролем контроля
по ликвидации скорой финансовой жопы.

Впрочем, прости, я отошёл от темы.
И ещё раз за грубость – не мог иначе.
Сидя в НИИ, мне-то какое дело? –
На инженерской работе ебу и плачу.
Глупо роптать, заламывая карманы.
Славная тут обстановка – тепло и сухо.
Вот остановка, столовка и пост охраны.
Прям санаторий, сцука!.. какая скука.

Скука кромешная – вижу одни руины,
храма наук обгрызанные стилобаты,
на проходной – плодовощной рынок,
и не смешно при виде смешной зарплаты.
Вот и стихи голодные стали и злые.
То ли сюжет жирных чертёжных линий:
зенки антенн в иллюминатор зырят
сверху на волны понта и рощу пиний!

Далее обморок некой летучей телеги,
хуева туча сюжетов – беда мне с ними!
Как бы успеть? – Знающие коллеги
быстренько и доходчиво объяснили:
как бы с утра то есть идёт работа
как бы всего ну так сказать кабинета
да? то есть то в режиме как бы цейтнота,
то в общем работы ну как бы нету…

Впору катать реквием по науке,
коль не в коня корм её пища.
Хочется в Коктебель. Говорят на юге
можно побыть поэтом, хотя бы нищим.
В гости зовут. Да, видимо, не приеду.
Старый уже и на подъём тяжек.
Может быть в среду? В студёную зимнюю среду?
Да, не приеду – скорее сыграю в ящик.

Стоит ли верить надёжности предсказаний,
лбом колотить в крышку условным стуком?..
Я говорю: «в ящик», хотя и знаю -
даже в НИИ можно ещё по слухам
что-то копить, например, на поездку в Воронеж.
Ящик – совковый. Ужели в него сыграю?
Спорный вопрос – ты ли меня схоронишь?
.….….….….….….….….….….….….….….….……

Кстати, о ящиках. Твой мне уже не нужен.
Ночью пишу реже, а сплю чаще.
Да и, небось, доверху перегружен
твой электронный-преэлектронный ящик.
Столько в него всякого спама и флейма,
что не уверен – буду ли я прочитан?
Впрочем, wi-fi, маленькая кофейня,
где подают фирменный капучино…

Так бы и рад тешить себя обманом.
Хочешь, не отвечай – не трать трафик.
Чё я там щёлкаю клювом в своём карманном?
Лучше и не читай – сотри нафиг.
Нафиг слова, нефиг писать письма.
Всем ведь известно – письма писал Бродский.
И с тех пор все у него пиздят,
видимо век нынче такой – блядский.

Экий народ! – пишут чего-нибудь, типа:
«лучше и не читай» – в конце текста.
Также и я – нет бы раньше сказал, скотина,
что пишу ни о чём – так хотя бы честно.
Время сворачивать этот предлинный свиток.
В общем, живу как прежде, вполне нормально.
В общем, всего-всего. Best regards.
Postscriptum:
пусть это останется между нами.

<2006–05-07>

 

Re: <БОЛЬШОЕ ПИСЬМО ИЗ ЯЩИКА>

(её ответ)

Странный настрой у тебя до сих пор не прошёл?
Надо уже выплывать из депрессии. Само-
(как бишь его?) ‑бичевание – это не самый
лучший досуг. Если есть хоть немного за что –

надо себя возлюбить, возгореть, воспылать
страстию жаркою к собственной скромной персоне.
Даже стихи у тебя не отстой, только всё не
к месту. И радости что-то в них нет… Выплывать

надо из этой байды. Эй!!! Весна на дворе,
и настроенье должно быть приподнято, а не
хмурой зимой зубоскалить и злыми стихами.
Право, уже не могу, до чего надоел…

Жизнь свою строим мы сами, подумай об этом.
ЗЫ: на ответ не спеши торопиться с ответом 😉

 

мат

 

<ебанутый такой расклад
заебался писать стихи
заебали ебать мозга
злоебучие шустряки

каждый сам себе пиздобол
да не ссы а иди вперёд
наебнулся и хуй с тобой
никого это не ебёт

я от гордости охуел
типа я александр блок
нихуя себе в цдл
разеваю своё ебло

но пизда подошла стихам
пароксизмы в один присест
заебали уже и сам
заебался уже пиздец>

 

РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС

 

Не тот ли самый пятистопный ямб
был неким незадачливым пророком,
которому подобно мог бы я
забыть, в перечислении подробном
запутавшись, о чём хотел сказать,
причин и следствий, планов и обломов,
задействован как скопище огромных
возможностей, чтоб виду не казать,
что самопроизвольные, по сути,
признания порой имеют вес,
как нечто в одноразовой посуде
не только содержание – но весь
объём перераспределяет в форму,
идущие подряд через дефис,
являясь чем-то вроде идефикс,
удачными цитатами на форум,
причём завуалированы так,
что обнаружить просто невозможно,
лишь полагаясь на природный такт –
без божемой и ажморозпокоже,
и что в нём есть, и что стоит за ним,
чтоб не придать особого значенья,
кому, о чём – а главное – зачем я
пишу, столь надоевшим им самим?

 

* * *

как бы сегодня я не такой как завтра…

как бы сегодня я не такой как завтра
будет фигово хочешь приду потешу
дам почитать самоучитель САПРа
только прошу сделай себя потише
так ли французски эти твои парижи
так ли круты эти толпы упущенных принцев
мне наплевать лишь бы видеть тебя пореже
дома сижу и починяю примус

мой заповедный дао примерно задан
те же пейзажи там же и рожи те же
твой же всегда внезапен да только захрен
мне наплевать и т.д. (см. выше)
впрочем чего-то не прёт на дальнейшие вирши
у суггестивной лирики скверный привкус
типа без мазы такая любовь на перше
в общем сижу и починяю примус

вот уже больше полжизни кривым зигзагом
нафиг прошло и ничерта не брезжит
шарюсь как тот чудаковатый писака
тот что прое… и ключи и пенсне и иже
мне до него стало гораздо ближе
чем до всего но прежде чем я откинусь
надо найти причину за коим лешим
всё же сижу и починяю примус

ты далеко не принцесса но в этом вижу
повод купить бухла и жратвы на вынос
ты извини я может не слишком вежлив
если сижу и починяю примус
а меня отвлекают

 

лучше <…> в небе

 

Сваливай, гламурная синица!
Всё, что мне положено по штату, –
Выбросить из памяти, смириться,
Процедив сквозь зубы: «да пошла ты…»

Все твои разбитые корыта –
Лишь филологические сказки.
Нафиг нам словесная коррида?
Для начала выучи албанский.

Я тебе не верю – не старайся.
Не язви, выискивая как бы
Корень мирового раздолбайства
В корпусе неизданных вокабул.

Сваливай! Не надо церемоний.
Не сравнится – на седьмом-то небе?
Не синицей стать бы на сегодня?..

Пёрышком не вышла. Вот и нефиг.

 

* * *

Когда выходишь на работу…

Когда выходишь на работу,
а делать нечего и не
охота, просто не охота,
а если пятница – вдвойне,
сидишь понурый и усталый,
ждёшь перерыва, хоть и не
проголодался, и пустая
бодяга кажется вдвойне
затянутой, невыносимой
в течение восьми часов,
как будто часовщик насыпал
в часы песочные песок
по щедрости на все шестнадцать,
и лучше б было в этот день
из принципа не просыпаться,
сослаться на избыток дел…

Но разрываешься, напротив,
как зверь с двуглавого герба,
когда прогаркаешь работе
своё злорадное «гудбай!».
И выбираешься на воздух.
И озаряешься мечтой,
что больше этим идиотством
страдать не будешь ни за что
и никогда. Вовек. До завтра.
До понедельника. Зер гут.
И не справляется дозатор
в часах с биением секунд.
И вечер сыплется сквозь пальцы.
И вот уже на самом дне…

Звенит будильник – просыпайся!
И делать нечего и не…

 

* * *

В густые сумерки удрапал…

В густые сумерки удрапал
трусливым псом.
Мои прекрасные утраты –
как скверный сон.

В вечернем шёпоте столицы…
твоей души.
Пора простить, пора проститься,
пора ошибок.

Я признаю первым,
что ты – права.
Заботишься, снимая пепел
мне с рукава.

Покуда ищущий обрящет…
враньё, враньё.
И мне с тобой по-настоящему
вдвоём

не улыбалось. Не терпелось.
Не привелось.
Заботиться, снимая пепел
с твоих волос.

В вечернем шёпоте утраты…
прожёг рукав.
И так сочувственно права ты.
А я – не прав.

 

* * *

она такая заботливая герла…

она такая заботливая герла
приносит кофе и тысячу новостей
(смеясь): проснулась – решила что умерла
и что ушёл и не попрощался с ней

с утра несёт какую-то ерунду
что разбежимся следующей весной –
уйду и больше стало быть не приду:
ты хоть подумал (плачет) – а что со мной?..

и курит курит задумчиво у окна
и сон досказан и кофе уже остыл

а раньше всё казалось таким простым

 

ОЧЕНЬ ГЛЫБОКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Не верь моим словам подвыпившим –
они не значат ничего.
Я многое сегодня вычеркнул
из начатых черновиков.
Куда идти? – кругом поэзия.
Кремнистый путь её непрост,
петляя тёмными полесьями
по полкам вымученных проз.
Ни расставания, ни жалобы
не умещаются в строке.
Скрипят, скрипят как петли ржавые,
на сквозняке, на сквозняке.
Но нам экскурсия оплачена
на несколько смертей вперёд,
и каждая печаль оплакана
для слепо верящих в неё.
И озарение бездонное,
и тысячи бессонных глаз,
и чьи-то голоса бездомные
звонками втоптанные в грязь.
На полдороге не упасть бы,
овраги пропахав плечом,
когда заплаканное счастье
на землю скатится со щёк.
Чтоб небо разревелось звёздами –
ты помнишь ли такое разве? –
все буквы на страницы сосланы
и выстроены как на праздник.
Навзрыд взрывается зарница
и по лицу секут слова,
когда последняя страница
срывается небес со лба.
Расплачивается грядущее
за прозябание времён.
Мы урфинджюсовские грузчики,
и будем сдадены в ремонт.
Нам не грозит процесс старения,
нам ни к чему покой и сон…
Мы дрочим с каменным лицом
на тайный смысл стихотворения!..

 

<вечернийзвоннах>

 

крутицца уматурман плавицца телефон
я не хочу и думать – што от меня хотят?
я не кузнец не пахарь в бизнесе теневом
значит пошлю их нахуй – к трубке не подходя

будет терпенье долгим словно в ночи луна
што за бермудский долбень надоедает мне?
што за атака штурмом? – нет меня нет и нет
крутицца уматурман словно в году весна

нет меня и не надо – можешь махнуть рукой
шлю сокровенно нахуй – можешь совсем уйти
нечего делать дома коли пропал покой
будет терпенье долгим – скокаблянитриньди

ныкаюсь не от всяких – ныкаюсь не от них
лишь бы какую тайну спьяну не проболтал
мысленно где-то в сраке бдительность сохранив
пристально и фатально шарюсь по проводам

выдерну из розетки – вот поворот какой!
лучше пойду к соседке – водки куплю вина
спряталсо и не видно словно в степи сосна
это она звонитнах – вот и пойми на кой?

 

* * *

Скоро осень, но так ли изменится всё – да и всё ли…

Скоро осень, но так ли изменится всё – да и всё ли?
В гороскопе прочёл, что меня ничего не волнует.
Это точно. Слова-то какие! А впрочем – да ну их.
Неужели найдётся тому выражение в слове?

Просто так прошвырнуться по центру, наведаться в гости –
без оглядки сегодня такое случается разве?
Но в вечерний час-пик начинается маленький праздник,
разметая горой конфетти диаграммы и ГОСТы.

Закадычная пятница – как же её торопил ты!
Пререкрёстный допрос – ну чего? ну чего написал ты?
В эпицентре мейнстрима – мы преданные диверсанты.
И сгущаются сумерки, парки, скамейки, тропинки…

Не поверю, что это кого-то волнует сильнее.
Но всё так же уходят из дома, скипают с работы
и воюют с начальством отчаянные донкихоты…
И всё так же динамят придуманные дульсинеи.

 

* * *

С работы прочь – запомни эту осень…

Посв. Максиму Анкудинову

С работы прочь – запомни эту осень.
Направо – и холодная Исеть
впадает в зачарованную Сену.
Налево – и глухой Сибирский Тракт
выходит в Елисейские поля.
Дымит промзона, Эйфелева башня
теряется среди фабричных труб…

И дальше, дальше – прямо, прямо, прямо…

А там ещё горит зелёный свет,
и вспыхивают клёны, будто спички.
Вдали состав летящей электрички
похож на малахитовый браслет.

Смешались на осенней акварели
размытые цветные миражи.
Шарманщики, огни, кафешантаны
и весь воображаемый Париж.
И чёрно-белый, призрачный Свердловск.
Оазисом трамвайной остановки
всплывёт вечерний твой ориентир…

Иди на зов десятого трамвая.

Запоминай примерно с этих пор.
Пролистывая старые скриншоты,
потом найдёшь – когда сменился жёлтым
на улице зелёный светофор.

И дальше, дальше… Догорают клёны,
снопами искр уносится листва,
и небо заволакивает серым –
оно уже не будет голубым.
Иди с работы и запоминай.
И вспоминай забытые когда-то
классические белые стихи…

Легко дышать последним первым снегом…

Глаза в глаза… Не отрывая глаз…
Лишь перейти ночную автотрассу…
Последний лист во тьму сорвался красным
сигналом светофора. И погас.

 

* * *

не садись меня напротив…

не садись меня напротив
не люблю глаза в глаза
занесёт на повороте
и чужая полоса
протаранит наш икарус
металлическим резцом

помню как твоё лицо
мне навстречу прошибалось

 

* * *

На полуслове тормозну…

На полуслове тормозну
Рифмованную плодовитость.
Лови красивую блесну,
Принцесса! – чтоб ты подавилась.

Но вряд ли до скончанья дней
Скоплю на золотые крючья.
Тебе бы ножки подлинней –
Нашла бы трахаля покруче.

Ведь он с любого этажа
Немерянноэтажной башни
Не видит дальше гаража,
Куда девать такие башли.

А я – не вижу и того.
А ты – во мне не видишь смысла.
А он – потрахался и смылся.
И не осталось никого.

 

* * *

Обнажают городские парки…

Обнажают городские парки
лавочек прореженный оскал.
На портвейн наскрёбывают панки,
кто сегодня сколько нааскал.
Туса огребается на Чистых –
типа: «забухать на Чистяки».
Трутся две удолбанные чиксы,
в мусорке копая ништяки.

<Грозовым закатом коронован
вечер на исходе сентября.>

Я уже залился корвалолом –
и готов ответить за себя…

Чудится…

<откуда, неизвестно…
аромат цветущих орхидей…
и как будто музыка из детства…
Это Моцарт.
Вольфганг.
Амадей.>

 

* * *

Печаль размером с трафарет…

Печаль размером с трафарет
Осенней типовой печали:
Давно друг друга не встречали,
Хотя знакомы столько лет.

Мы в разных фазах бытия.
Награда – вот она награда
За отношение non grata
К обязанным забыть тебя.

А память – это наркота.
Заруливаем в кофе-хауз.
Давление неловких пауз
Повышено как никогда.

Не зная, что ещё сказать,
Гадаем облачную проседь…
Ты тоже предлагаешь – бросить.
Мне – больше нечего бросать.

 

* * *

Так обломаться…

Так обломаться… с‑сука…
Блядская «селяви».
Чтобы войти без стука –
Сердце останови,

Выключи энерджайзер,
Перепроверь пин-код…
Впрочем, не унижайся –
Вышиби дверь пинком!

Доза адреналина!  –
Или ты ссышь, слабак?..
Злоба твоя наивна –
Очередной кабак.

Очередная лажа,
Очередная дрянь.
Много для бизнес-ланча;
Мало чего-то для.

 

* * *

Шмыгай клинком всполошным…

Шмыгай клинком всполошным,
Яростный донкихот!
Что тебе в этом прошлом?
Кто ты теперь? – никто…

В списке гостей на ужин
Стрёмный какой-то чел…
Вышиби дверь! – наружу.
Сам догадайся – чем.

Выветри по дороге
Радужные дворцы.
Где-нибудь в подворотне
За гаражом поссы.

Мельницам век отмерен –
Схарчило и твою.
Чипсы и «Старый мельник» –
С ними теперь воюй.

 

* * *

ну и хер с тобою золотая…

ну и хер с тобою золотая
рыбка не умеешь не берись
лирика учухала вчерась
я не нанимался за тобою

и не называл тебя своею
навиду у убеждённых дур
у меня есть ахуенный дар
хочешь я чего-нибудь сваяю

типа «слёзы из твоих очей из-
торгну вновь и не умру от жаж-
ды»^* (как сразу нипадеццки жжош
чувства выражая жопу через)

но тебе бы
я бы так бы как бы не сказал
потому как тот ещё каззёл
потому как нет на свете бабы

о которой все мечты и грёзы
пламенно вскипает в жылах кровь
и моя заветная любовь
ни в говне не тонет ни в морозы

потому прекрасная лаура
я сказал бы лирика маздай
можно без петрарок стать звездой
в мире технологий солф-пиара

---

^* © петрарка

 

* * *

Тому, что не был площадным…

Тому, что не был площадным
шутом, все беды приписал.
С тех пор, как примус починил,
пишу диплом по примусам.

Ничто не создаёт уют,
как припасённый на крайняк
в четыре звёздочки коньяк,
что без акцизок продают.

Специалист по примусам,
печаль размером с трафарет…
За вековечный пьедестал
сойдёт обычный табурет.

И комната размаху рук
не соответствует никак,
когда кончается коньяк
и запирается на крюк.

 

* * *

когда кончается коньяк…

когда кончается коньяк
и начинается каюк
уедешь в дальние края
и бездны мрачной на краю

молчальником очередным
не обернёшься зная что
хоть и останешься шутом
но нифига не площадным

 

* * *

В ТОТ

 

В тот день, когда меня не взяли в Лит…
Я подчеркну: когда меня не взяли –
«Нам не к чему такие распиздяи,» –
Они сказали – и не взяли в Лит.

В тот день, когда меня не взяли в Лит
(Как десять лет назад не взяли в самбо),
Я спрашивал себя – какого йамба?..
В тот день, когда меня не взяли в Лит.

В тот день, когда меня не взяли в Лит,
Я самому себе под летним солнцем
Казался распоследним хуесосом –
Стоял как из ведра говном облит.

Стоял и думал – в чём же тут мораль?
Какой там вуз? Какое нахуй дао?
Служенье муз диффузии не дало –
Кругом ублюдство, блядство и раздрай.

Холшевников, зачитанный до дыр,
Позывы естества, ночные бзденья
Без божества, бухла и вдохновенья,
Без бла-бла-бла, хуё-моё и др. –

В тот день, когда меня не взяли в Лит,
Я в этом всём внезапно усомнился,
И утомился, и угомонился,
И просто заебался делать вид,

Что я пешу стехи и вся хуйня,
И что, когда строку диктует чукча,
И что, когда строку диктует чувство,
Я как наивный додик верю в чудо…
(Кому сказать – ну полная хуйня.)

В тот день, когда меня не взяли в Лит,
Неистово по классике тоскуя,
Направился к ближайшему ларьку я
И выжрал пива залпом сразу литр.

И тут же воспарил и воспылал,
И возжелал чего-нибудь попроще…
Крестьянку, например, а сам – рабочим
Заделаться я скромно возжелал,

Проектировщиком бетонных плит.
Вот щас допью, и вечером на кастинг.
О, как же стал я просветлён и счастлив
В тот день, когда меня не взяли в Лит.

 

* * *

Только в мире и есть…

Только в мире и есть, что слюнявая вычурность Фета
в идиотском пассаже про «дремлющих клёнов шатёр».
Я – простой инженер. Это круче любого поэта.
Именитых рантье мне милей безымянный шахтёр.

От звонка до звонка только в мире и есть, что лучистый –
непосредственно теплообмен – не какой-то там троп.
Кореша говорят: не тому надо было учиться.
Забашлял бы на тачку – не ездил теперь на метро б.

А у тёлок в цене только модные, стильные вещи
да в оправе из брюликов «милой головки убор»…
Но из всей НТР мне достались ножовка и клещи,
чтобы ими я сделал какой-нибудь точный прибор.

Так и сходят с ума… впрочем, это уже где-то было.
Пятистопный анапест рождён для певучих чудес!
Только в мире и есть, что тиски, молоток и зубило,
да эта суровая эта зима только в мир и есть.

 

НЕ МОНОЛОГ

 

А знаешь, к чёрту нытьё со словами «а знаешь» –
ведь если бы так и было – зачем слова?
В прицеле таких как ты благородных снайперш
тоннель метро черней, чем ночной Саланг.
Конечно, если бы в цирке работал мишенью,
то так и сказал бы: «Нечего, мол, жалеть…»
в виду имея размеченный бронежилет,
натянутый трос и крепкую лонжу на шею.
И намертво лучше запутаться в бестолковых
конструкциях из перекладин, трапеций и лонж,
чем в нафиге без страховок и подстраховок
завязнуть под грифом «с чего начинается ложь».
Она начинается с пафосного «а знаешь»,
с безумного приступа призрачных крепостей,
с тех пор, как стал ахинею нести как знамя,
сшибая дрефком вопли о красоте.
А ты ни разу ко мне не придёшь на свиданье.
Напрасно гадать по гудкам – придёшь / не придёшь.
Не вытяну длинный – конечно, твой номер занят –
и ты не сбавляя свой – извини – треньдёж,
взведёшь на узоры трещин в бетонной кладке
глаза с зарядом кокетливых «сайонар».
Как в старой феньке – «купи да купи слона»
и с ним попробуй ужиться в посудной лавке.
Придётся сигать с трапеций, нырять с карнизов,
когда полетят кирпичи с крепостной стены,
а в небе забьёт хвостом грузовой стрелы
твой чокнутый генератор случайных капризов
с квасным парадизом и радужными дворцами,
плантациями бабла на полях чудес…
В последний раз тебе говорят – не лезь,
твои через край заносы уже достали.
Не лезь ко мне с телегами «о прекрасном».
Насколько в твоей «красоте» очевидна фальшь –
настолько мне не стоит и напрягаться,
ломая комедию лыжами обо асфальт.
А знаешь, клёво, когда абсолютно похрен,
какую поставить точку в своём конце.
Ведь ты ко мне не придёшь даже на похороны –
и это хороший стимул не быть как все.